Литературные собаки

2 июля – Международный день собак.

Праздник отмечается 2 июля во многих странах.

В этот день принято дарить домашним питомцам разнообразные подарки. Каждый хозяин выбирает сам, что же ему хочется преподнести своему любимчику, но по традиции, проснувшись утром в этот день, собачка должна обнаружить перед собой новое спальное место.

Образцы верной дружбы и подлого лакейства, демонологические персонажи и олицетворения болезни, поборники нравственности и свидетели (а то и участники) любовных утех: мы расскажем о том, как собачки послужили русской литературе.

Разумеется, этот список не исчерпывающий, и мы не сомневаемся, что наши читатели вспомнят гораздо больше собачек, чем мы, особенно в детской литературе, к этим существам благорасположенной. В определении размера собачек мы руководствовались скорее здравым смыслом, чем кинологическими стандартами. Для простоты (и чтобы не остаться без нескольких прекрасных произведений) к собачкам приравнены щенки. Совсем уж мимолётных собачек (например, чёрную моську на руках у Дуни в «Станционном смотрителе») мы не рассматривали. Переводных собачек (например, Плиха и Плюха), пусть и пригревшихся в русской литературе, мы с сожалением выставили за дверь. Одна порода вызвала у нас затруднения: это пудель, часто встречающийся у русских писателей (нам попалась даже филологическая статья об образе пуделя в творчестве Державина). С одной стороны, бывают маленькие пудели; с другой, какой-нибудь Артемон из «Золотого ключика» — явно крупная собака. Так что пуделей мы брали в расчёт, только когда из текста явствовал их размер.

Милушка

Одна из самых ярких реакций русской литературы на Великую французскую революцию — ода Гавриила Романовича Державина «На смерть собачки Милушки, которая при получении известия о смерти Людовика XVI упала с колен хозяйки и убилась до смерти». Процитируем её целиком:

Увы! Сей день с колен Милушка
И с трона Людвиг пал. — Смотри,
О смертный! Не все ль судьб игрушка —
Собачки и цари?

Жужу

В отличие от Горностайка, «Жужу, кудрявая болонка» из басни Крылова «Две собаки» — образец расчётливого лакейства. На вопрос дворового пса Барбоса, терпящего за верную службу одни лишения, «чем служит» людям его бывший друг Жужутка, Жужу даёт ответ: «На задних лапках я хожу». Мораль: «Как счастье многие находят / Лишь тем, что хорошо на задних лапках ходят!» Ради аллегории (один благодаря угодничеству пробивается в люди, другой, верно служа, остаётся с носом) Крылов идёт против кинологического здравого смысла. «Ну, что, Жужутка, как живёшь, / С тех пор, как господа тебя в хоромы взяли? / Ведь, помнишь: на дворе мы часто голодали». Кто ж это станет держать болонку на дворе?

Моська

Крыловская Моська — маленькая собачка, которую мы все знаем с детства, и неплохой специалист по пиару:

Вот то-то мне и духу придаёт,
Что я, совсем без драки,
Могу попасть в большие забияки.
Пускай же говорят собаки:
«Ай, Моська! знать, она сильна,
Что лает на Слона!»

Моськами во времена Крылова называли мопсов, которые вошли в моду в России в XVIII веке.

 

Муму

Вероятно, главная собака русской литературы — Муму, принявшая мученическую смерть в Москве-реке. Обычно обсуждают прототипов людей в этом рассказе (злобная барыня — мать Ивана Тургенева Варвара Петровна, Герасим — немой крепостной мужик Андрей), а заглавной героине уделяют меньше внимания. Собачка по прозвищу Муму — от мычания глухонемого — действительно существовала и действительно была утоплена — только крестьянин Андрей после этого не вернулся к себе в деревню, а продолжил служить барыне, что, казалось бы, выглядит логичнее. Герасим решается уйти от барыни, уже исполнив её жестокое повеление: его освобождает взятый на душу грех и расставание с любимым существом. Символично, что в начале рассказа Герасим спасает собаку из той же самой Москвы-реки: судя по всему, её решили утопить сразу после рождения. «Очень ладная собачка испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами» — так Тургенев описывает повзрослевшую Муму. «Испанская порода» и чёрно-белый окрас, — судя по всему, Муму была спаниелем. Впрочем, иллюстрации и памятники часто изображают её в виде шпица, таксы или попросту дворняги.

Жучка

Наверное, самая запоминающаяся сцена в «Детстве Тёмы» Николая Гарина-Михайловского — спасение собаки Жучки, которую «какой-то ирод» бросил в колодец. Некоторые читатели признаются, что эта сцена для них — одно из страшных воспоминаний детства. «Каким-то ужасом смерти пахнуло на него со дна этой далёкой, нежно светившейся, страшной глади. Он точно почувствовал на себе её прикосновение и содрогнулся за свою Жучку».

 

 

 

Собака Баскервилей

Герои детективной повести отзываются о ней как о кошмаре, «исчадии ада» — но таковой она выступает только в их разгоряченном древней легендой (и кознями злодея) воображении. А в реальности это просто очень крупная собака: «не чистокровная ищейка и не чистокровный мастиф, а, видимо, помесь — поджарый, страшный пес величиной с молодую львицу». Крупные собаки редко бывают злобными — так что реальной собаке Баскервилей, набросившейся на сэра Генри и погибшей под пулями Холмса, очень не повезло — она пала жертвой жестокого обращения и злого умысла.

Верный Руслан

“Верный Руслан” Георгия Владимова, еще одна собака, немецкая овчарка, павшая жертвой обстоятельств и своей преданности хозяину. Которым, к ее несчастью, у нее был лагерный охранник. Но Руслан-то этого не знал.

«Едва открылась наружная дверь, как белый, слепяще яркий свет хлынул ему в глаза, и он, зажмурясь, отпрянул с рычанием.

— Нно! — сказал хозяин и рванул поводок. — Засиделся, падло. Чо пятисси, снега не видал?».

Верный Трезор 

“Верный Трезор” Салтыкова-Щедрина – грустная — как и все щедринские «сказки для детей изрядного возраста» — аллегория преданного слуги, преданного хозяином. И, как и все щедринские сказки, применима не только к тому времени, когда создавалась. «Лай, мой друг, лай! Нынче и человек, ежели который с отличной стороны себя зарекомендовать хочет, — и тот по-песьему лаять обязывается!».

Каштанка  

Вторая знаменитая собака классической русской литературы, еще один символ собачьей верности: Каштанка променяла сытую и интересную жизнь цирковой артистки на скупой харч столяра и жестокие шутки его сына, потому что только в них признавала настоящих хозяев. А еще, что часто упускают из вида, символ бренности всего сущего: «Каштанка глядела им обоим в спины, и ей казалось, что она давно уже идет за ними и радуется, что жизнь ее не обрывалась ни на минуту. Вспомнила она комнатку с грязными обоями, гуся, Федора Тимофеича, вкусные обеды, ученье, цирк, но все это представлялось ей теперь, как длинный, перепутанный, тяжелый сон…» .

Шарик 

Самый известный собачий персонаж не русской классики, а русского модерна. И самый сложный из них. Мы привычно ужасаемся и возмущаемся поступкам смешного и недалекого Полиграфа Полиграфыча Шарикова, — но забываем, что под личиной, сформированной пересаженным гипофизом Клима Чугункина, скрывается настоящее собачье сердце. «Не били вас сапогом? Били. Кирпичом по ребрам получали? Кушано достаточно. Все испытал, с судьбою своею мирюсь и если плачу сейчас, то только от физической боли и от голода, потому что дух мой еще не угас… Живуч собачий дух».

Закончить наш рассказ хотелось бы “Бродячей Собакой”.

Говоря о литературных собаках, невозможно обойтись без собаки, ставшей символом Серебряного века — той, которая с 1912 года красовалась на вывеске литературного кафе Бориса Пронина на Михайловской площади. «Бродячая собака» прожила очень мало даже по собачьим меркам — всего три года, но оставленный ею след светится ярче, чем фосфор, которым была вымазана морда собаки Баскервилей.

Добавить комментарий