28 октября – День бабушек и дедушек.
Давайте посмотрим, что готовили для своих внуков и всей семьи бабушки и дедушки.
Суп в кастрюле: «буль-буль-буль» —
Варится и булькает,
А внучок: «Бабуль, бабуль!» —
Ходит и бабулькает.
Надежда Шемякина
Наринэ Абгарян. Манюня. – М.: АСТ, СПб: Астрель-СПб, Владимир: ВКТ, 2012
Ба ― она же Бабароза, она же Роза Иосифовна Шац ― подлинный демиург и в творческой, и в разрушительной своей ипостаси. Да, она искусный творец: создатель умопомрачительного яблочного пирога и известного на всю округу абрикосового джема, набиватель мягчайших перин и безжалостный лекарь. Она же ― страшный деспот, праведный (и неправедный) гнев которого может сравниться лишь со стихийным бедствием. Выживание набедокуривших детей в мире, где царит Ба (то есть в мире, полном яростной любви и смертельных опасностей)
Юлия Кузнецова. Дом П. Повесть.// Рис. Ольги Громовой. – М.: КомпасГид, 2015
Бабушка, из тех, что заботятся обо всей семье: пекут рогалики к ужину, помогают готовить уроки, беспокоятся о неудачной влюблённости внучек-подростков и больше всего на свете боятся быть в тягость своим взрослым сыновьям.
Гудрун Мёбс. Бабушка! — кричит Фридер//Пер. с нем. Веры Комаровой ; илл. Ротраут Сузанны Бернер. — М.: Самокат, 2011
«Бабушка ловко подцепляет ковшом шницель со сковородки и везёт его к тарелке Фридера»
Рэй Бредбери. Вино из одуванчиков
— Что бабушка готовит на ужин? — донесся из трезвого мира гостиной голос тети Розы.
— Этого никто никогда не знает, пока не сядем за стол, — ответил дедушка; он сегодня пришел с работы пораньше, чтобы огромному цветку не было скучно. — Ее стряпня всегда окутана тайной, можно только гадать, что это будет.
-Ну нет, я предпочитаю заранее знать, чем меня накормят! — вскричала тетя Роза и засмеялась. Стеклянные висюльки на люстре в столовой возмущенно зазвенели. Дуглас двинулся дальше, в сумеречную глубь кладовой. Пряности… вот отличное слово! А бетель? А базилик? А стручковый перец? А кэрри? Все это великолепные слова. Но Услада, да еще с большой буквы, — тут уж спору нет, лучше не придумаешь!
Бабушка приходила и уходила в облаке пара, приносила из кухни покрытые крышками блюда, а за столом все молча ждали. Никто не осмеливался поднять крышку и взглянуть на таящиеся под ней яства. Наконец бабушка тоже села, дедушка прочитал молитву, и серебряные крышки мигом взлетели в воздух, точно стая саранчи.
Когда все рты были битком набиты чудесами кулинарии, бабушка откинулась на своем стуле и спросила:
— Ну как, нравится?
И перед всеми родичами, домочадцами и нахлебниками, и перед тетей Розой тоже встала неразрешимая задача, потому что зубы и языки их были заняты восхитительными трудами. Что делать: заговорить и нарушить очарование или дальше наслаждаться нектаром и амброзией? Казалось, они сейчас засмеются или заплачут, не в силах найти ответ. Казалось, начнись пожар или землетрясение, стрельба на улицах или резня во дворе, — все равно они не встанут из-за стола, недосягаемые для стихий и бедствий, подвластные лишь колдовским ароматам пищи богов, что сулит им бессмертие. Все злодеи казались невинными агнцами в эту минуту, посвященную нежнейшим травам, сладкому сельдерею, душистым кореньям. Взгляды торопливо обегали снежную равнину скатерти, на которой пестрело жаркое всех сортов и видов, какие-то неслыханные смеси тушеных бобов, солонины и кукурузы, тушеная рыба с овощами и разные рагу…
И тут тетя Роза собрала воедино свою неукротимую розовость, и здоровье, и силу, вздохнула поглубже, высоко подняла вилку с наколотой на нее загадкой и сказала чересчур громким голосом:
— Да, конечно, это очень вкусно, но что же это все-таки за блюдо?
Лимонад перестал булькать в хрустальных фужерах, мелькавшие в воздухе вилки опустились рядом с тарелками.
Дуглас посмотрел на тетю Розу — так смотрит на охотника смертельно раненный олень. На всех лицах отразилось оскорбленное изумление. О чем тут спрашивать? Кушанья сами говорят за себя, в них заключена собственная философия, и они сами отвечают на все вопросы. Неужели мало того, что все твое существо поглощено этой упоительной минутой блаженного священнодействия?
— Кажется, никто не слышал моего вопроса? — сказала тетя Роза.
Наконец бабушка сдержанно проговорила:
— Я называю это блюдо Четверговым. Я всегда готовлю его по четвергам.
Это была неправда.
За все эти годы ни одно кушанье никогда не походило на другое. Откуда взялось, например, вот это блюдо? Не из зеленых ли морских глубин? А это, быть может, пуля достала в синеве летнего неба? Плавало оно или летало по воздуху, текла в его жилах кровь или хлорофилл, бродило оно по земле или тянулось к солнцу, не сходя с места? Никто этого не знал. Никто и не спрашивал. Никого это не интересовало.
Разве что подойдет кто-нибудь, станет на пороге кухни, и заглядится, и заслушается — а там взметаются тучи сахарной пудры, что-то позвякивает, трещит, щелкает, будто работает взбесившаяся фабрика, а бабушка щурится и озирается кругом, и руки ее сами находят нужные банки и коробки.
Понимала ли она, что наделена особым талантом? Вряд ли. Когда ее спрашивали, как она стряпает, бабушка опускала глаза и глядела на свои руки — это они с каким-то непостижимым чутьем находили верный путь и то окунались в муку, то погружались в самое нутро громадной выпотрошенной индейки, словно пытаясь добраться до птичьей души. Серые глаза мигали за очками, которые покоробились за сорок лет от печного жара, замутились от перца и шалфея так, что, случалось, самые нежные, самые сочные свои бифштексы бабушка посыпала картофельной мукой! А бывало, что и абрикосы попадали в мясо, скрещивались и сочетались, казалось бы, несочетаемые фрукты, овощи, травы — бабушку ничуть не заботило, так ли полагается готовить по кулинарным правилам и рецептам, лишь бы за столом у всех потекли слюнки и дух захватило от удовольствия. Словом, бабушкины руки, как прежде руки прабабушки, и для нее самой были загадкой, наслаждением, всей ее жизнью. Она поглядывала на них с удивлением, но не мешала им жить самостоятельно — ведь по-другому они не могли и не умели!
Ну и так сказать “На закуску”, книга: Анастасия Зурабова: Бабушка знает лучше. Блюда моего детства.
В своей новой книге Анастасия Зурабова собрала самые любимые и уютные рецепты нашего детства, те самые, что были записаны еще бабушкой в общую тетрадку и без которых праздник был бы не праздник. Начинаешь готовить, и голова идет кругом от аромата: песочные колечки с орехами, любимая творожная запеканка, печенье персики, краснобокие фаршированные перцы и самые вкусные на свете куриные котлетки. Эти рецепты созданы, чтобы делать нас счастливыми.
Теперь перейдем к дедушка и узнаем, а умеют ли они готовить?
Внук и дед
Остались дома внук и дед.
Приготовил дед обед:
Суп, омлет, компотик сладкий,
Пообедав, они в прятки
Решили с внуком поиграть.
Внук забрался под кровать.
Там тихонечко сопит
И за дедушкой следит.
Искал долго внука дед,
Не спеша открыл буфет,
Достал коробочку конфет:
— Ох, как жаль, что внука нет!
Конфетки шоколадные,
Фантики нарядные.
Конфетку взял, и в тот же миг
Он услышал гневный крик!
— Дед! Пора остановиться,
Ты сам учил всегда делиться.
Лучше сядь спокойно в кресло,
Дед, скажу тебе я честно:
Ты мне дорог и любим,
Конфеты вредно пожилым,
Говорю я это всем
Тебя спасая, сам я съем!
Т. Петухова
Рэй Бредбери. Вино из одуванчиков
Они набрали полные мешки одуванчиков и унесли вниз, в погреб. Вывалили их из мешков, и во тьме погреба разлилось сияние. Винный пресс дожидался их, открытый, холодный. Золотистый поток согрел его. Дедушка передвинул пресс, повернул ручку, завертел — быстрей, быстрей, — и пресс мягко стиснул добычу…
— Ну вот… вот так…
Сперва тонкой струйкой, потом все щедрее, обильнее побежал по желобу в глиняные кувшины сок прекрасного жаркого месяца; ему дали перебродить, сняли пену и разлили в чистые бутылки из-под кетчупа — и они выстроились рядами на полках, поблескивая в сумраке погреба.
Суп – это еда для бедных.
Так Кира Петровна считала. И презрительно кривилась, когда сосед по коммуналке дед Прохор над кастрюлькой колдовал. Старичок любовно супы готовил. Бережно резал овощи, тонкими пластиками мясо и сало. Кира Петровна крутила пальцем у виска, а дед с содержимым супа даже разговаривал:
– Варись, миленькая картошечка! Капусточка, не подкачай, матушка!
И супы у деда Прохора получались красивые такие. А еще он вкусно ел. Причмокивал, жмурился от удовольствия.
Мимо, презрительно скривившись, проплывала величаво Кира Петровна. То салатик изысканный несла. То ананасы с курицей.
– Чего с него взять, беднота. Пристал к своему супу! Потому что ничего другого не видит. То ли дело я. Всегда что-нибудь этакое изобрету. И самой в радость, и гости довольны! – говорила Кира Петровна.
Больше всего дед Прохор борщ уважал. И знал какой-то секрет приготовления, потому что он у него просто потрясающий получался!
А потом Кира Петровна заболела. И все лежала, не вставая.
К ней знакомая приходила, потчевала деликатесами. Да только хворая их уже есть-то не могла. Кожа почти прозрачная стала, ручки высохли.
Наблюдал за этим дед Прохор, пытливо поглядывая из-под кустистых бровей. И однажды появился у соседки на пороге с тарелочкой.
Та хотела деда прогнать, да сил не было. А тот присел на стульчик. От тарелки шел божественный аромат. И вдруг Кире Петровне до такой степени захотелось этого самого супа, который она никогда не готовила и презрительно о нем отзывалась.
– Слышь, соседка. Покормлю я тебя. Знаю, не уважаешь ты супы. Но надо, милая. Желудочек нужно погреть! Я тебе сварил куриный супец, с мятой. Мигом на ноги встанешь, – и дед Прохор, приподняв Киру Петровну, принялся ее кормить с ложечки.
Так и ходил к ней. То гороховый принесет, то рассольник, то борщ.
И встала-таки Кира Петровна на ноги!
Одни говорят: лечение помогло. Но большинство уверено – супы дедовы. Потому как нельзя без них человеческому организму.
И Кира Петровна теперь всегда себе суп готовит. И больше не называет это едой для бедных. Борщ знатный ее дед Прохор варить научил.
И сидят теперь. Причмокивают от удовольствия. Едят вдвоем суп.