26 июня 1284 года согласно старинной легенде, флейтист Крысолов увёл детей из города Гамельн (современное название — Хамельн).
Как это понимать: читаем «Крысолова» Марины Цветаевой.
Немецкая средневековая легенда и русская революция в одном из главных произведений Марины Цветаевой.
Первое посвящение известной цветаевской поэмы гласило: «Моей Германии». Однако «Крысолов» оказался не только пересказом старинной немецкой легенды, но и историей о современной для Цветаевой России. В этом тексте переплелись разные темы и направления, смешались стихотворные ритмы. Здесь встретились те герои мировой культуры, которые никогда бы не пересеклись в других, менее глубоких и более понятных произведениях.
Рассказываем о том, что нужно знать, чтобы понять цветаевского «Крысолова».
У старинной легенды о флейтисте, выманившем из города сначала крыс, а затем и детей, есть множество вариаций почти во всех странах Европы, но только в истории о городе Гамельн (современное название — Хамельн), указывается точная дата трагедии — 26 июня 1284 года. Легенда включена в официальную историческую хронику, и гамельнцы всерьез верили в ее подлинность. Так что немецкая версия стала наиболее популярной.
В оригинальном варианте Крысылову отказывают не в женитьбе на дочке бургомистра, а в сотне гульденов (кругленькая сумма по тем временам), и это наталкивает фольклористов на мысль о том, что благодарить за появление истории об удивительном флейтисте надо жителей окрестных городов, которые попросту завидовали богатому купеческому Гамельну и придумали эту сказку, чтобы опорочить соседей.
Город хотели высмеять, а в итоге прославили, да так, что к сюжету легенды в разное время обращались братья Гримм, Гете, Карл Зимрок, Вильгельм Раабе и многие другие.
Поэма Марины Цветаевой стала одним из новейших ее переложений. Работать над «Крысоловом» автор начала весной 1925 года в Чехии, сразу же после иммиграции, а закончила в ноябре того же года в Париже. В тексте отразились переживания, перенесенные ею в постреволюционной России, охваченной Гражданской войной. Так что многие портреты и образы поэмы легко узнаваемы.
Первое посвящение известной цветаевской поэмы гласило: «Моей Германии». Однако «Крысолов» оказался не только пересказом старинной немецкой легенды, но и историей о современной для Цветаевой России. В этом тексте переплелись разные темы и направления, смешались стихотворные ритмы. Здесь встретились те герои мировой культуры, которые никогда бы не пересеклись в других, менее глубоких и более понятных произведениях.
Крысылов — это Маяковский!
Крысолов, пожалуй, один из самых таинственных персонажей средневековых легенд. Он то плут и хитрец, то могущественный волшебник, то сам дьявол в человеческом обличие. В поэме Цветаевой этот герой прежде всего — Музыкант (художник, творец), обладающий той степенью бесстыдства, без которой искусство невозможно. Он лжет, описывая сказочные дали («Индостан! / Грань из граней, страна из стран. / Синий чан — / Это ночь твоя, Индостан»), уводит детей, однако читатели все-равно ему симпатизируют (дьявольское обаяние!).
Невозможно не сочувствовать Крысолову, которому не дали в жены дочку бургомистра. Цветаева умышленно избирает сказочный сюжет, в котором героя лишают не богатства, а «царевны»: здесь и мотив социального неравенства (безродный бродяга не может быть зятем бургомистра), и пренебрежение к искусству (горожане обидели музыканта!), за которое не грех и отомстить.
Советский и французский филолог, Ефим Григорьевич Эткинд, не исключая, что в главном герое поэмы есть черты Троцкого (его лозунги, его чарующие речи), приходит к выводу, что прототипом для Крысолова послужил все-таки Владимир Маяковский: «Маяковский для Цветаевой был одним из немногих живых олицетворений искусства. Крысолов у нее с того и начинает, что возглашает: “Госпожу свою — Музыку — славлю!”». Так же, как и герой поэмы, Маяковский в ранних революционных стихах сулил своим читателям и светлое будущее, и прекрасные дали: «Там, за горами горя, / Солнечный край непочатый…».
Марина Цветаева во многом сходится с «певцом революции»: им обоим противны мещанские правила жизни, богатство, сытость, «безгрешность». Гамельн в поэме — город без души («В городе Гаммельне — ни души. / Но уж тела’ за это!»). Однако Маяковский отождествляет себя с революцией, а Цветаева отстраняется от нее, смотрит со стороны и противопоставляет творца, музыканта (читайте — поэта, Маяковского) революционным массам. Ведь флейтист никак не может отождествляться с крысами!
Тайна крыс
Ранние варианты истории о гамельнском крысолове представляли этих животных как воплощение зла. Почти неизмененным этот образ попал и в художественную литературу, и только в XIX веке намечается перелом в отношении литераторов к крысам. Уже Гейне делит крыс на две категории («Одни голодны, а другие сыты. / Сытые любят свой дом и уют, / Голодные вон из дома бегут»), в которой крысы — не только персонификация ужаса и зла, но и воплощение революции. Эту революцию не остановят ни уговоры чиновников, ни проповеди священников, ни бюргерский порох.
Цветаева продолжает традицию Гейне и дает крысам слово. Зверьки в поэме превратились в социальный класс. Поэтесса «оправдывает» крыс, обвиняя в их появлении мещан Гамельна. Ритмически (ведь вы помните, что для поэзии очень важен ритм?) «крысиные» монологи напоминают то скороговорки, то марши пролетарских поэтов. Близки они и к революционным стихотворениям Демьяна Бедного и «мы-лирике» («Наша соль — пыль от пуль! / Наша быль — рваный куль! / Пусть злее чумы, — / Все ж соль земли — мы!»)
Бунт крыс — это рассказ о событиях 1917 года, Цветаева не забыла даже знаменитые уродливые аббревиатуры! («Присягай, визжат, главглоту! / Взяли склад, дай им глаз! / Всю ночь топали, как рота! / А у нас! А у нас! / Присягай, визжат, главблуду!»). И вот вместо крыс читателям чудятся представители Коминтерна: «— Целый мир грозятся схрустать! / Солнцеверт! — Мозговрат! / Из краев каких-то русских, / Кораблем, говорят».
Жители Гамельна уже сами сомневаются, что видят животных: «Уж и стыд! Уж и страмь! / Не совсем, с лица, на крыс-то… / Да уж крысы ли впрямь?» Они вдруг оказались «в красном», превратились в сквернословов и богохульников. Цветаевские крысы еще и новый язык сочиняют, коверкая и уродуя слова. В каждой «крысиной» строчке отвращение поэтессы к аббревиатурам, и если прочтете поэму вслух, то вы иначе посмотрите на словосочетание «рай-город», обращенное к Гамельну, и напоминающее небезызвестные «райисполком», «райсобес». Итог — серые гамельнские обитатели, изгнанные музыкантом — те же революционеры. «Я писала под диктовку крыс…», — горько признавалась Цветаева позже.
Кто же в поэме главный?
Крысолов, скажете вы? Возможно. Но черновик поэмы начинается с упоминания о дочери бургомистра. Гретхен, так зовут эту девушку, хоть и не центральный, но очень важный персонаж для Цветаевой. Своим именем она напоминает нам о другой литературной героине, возлюбленной доктора Фауста, описанием («Соломонова пшеница —, /Косы, реки быстрые») — о библейском персонаже. Все это подчеркивает возвышенность Гретхен, ее оторванность от Гамельна и предопределяет трагический конец.
Из записных книжек Марины Цветаевой:
Охотник — Дьявол — Соблазнитель — Поэзия. (возможно, о Крысолове, авт.)
Бургомистр — быт.
Дочка бургомистра — Душа.
Только Гретхен в поэме — персонаж вполне однозначный, светлый, возвышенный. А уж губит ли ее Крысолов (поэт, музыкант, художник), или спасает, уводя из Гамельна, решать вам.